В давние-предавние времена, когда была козлиная команда, когда дед с
бабкой еще и на свет не родились, отчего мы с отцом только вдвоем пока
жили, были, говорят, в некоем месте старик со старухой. Детей у них не
было, и была по этому поводу большая печаль.
Однажды сели они и подумали, прикинули и поразвеси-ли, да из теста
слепили себе сынка-удальца.
Бабка пошла корову доить, дед вышел дрова рубить.
Воротились они да и ахнули: этот самый мальчик, которого слепили они из
теста, с козлятами на полу играет…
И начал расти Камыр-батыр не по дням, а по часам. Выстругал ему дед
биту гладкую, деревянную. Оперся на биту малец, и треснула бита
напополам. Пошел дед тогда в кузницу, и сделал кузнец для его мальца
биту железную. Побежал Камыр-батыр с этой битою на улицу, стал с
другими мальцами играть: в первый день – одному ногу сломал, во второй
день – другому хребет перебил.
Собрался тут деревенский народ и сказал деду свое веское слово:
–Малец твой и на ребенка не похож, всех детишек наших искалечил, делай,
что хочешь, а только чтоб в деревне его более не было.
И отправился тот малец по свету бродить. Шел он день, и шел он ночь,
месяц минул, год прошел, от деревни он ушел на один вершок. И попал в
дремучий лес. Повстречался ему в этом лесу человек стреноженный.
Камыр-батыр спрашивает у того человека:
–Ты зачем это ноги стреножил? Тот человек говорит:
–Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я их освобожу, за
мной и птица быстрая не угонится.
Взял его Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли и встретился им по
дороге человек, зажавший ноздрю одну пальцем.
Спрашивает Камыр-батыр у того человека:
–Ты зачем это одну ноздрю пальцем заткнул? Тот человек говорит:
–Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я вторую ноздрю
открою, страшная буря поднимется. Я и в эту ноздрю, коли выдохну, могу
мельницу ветряную пять суток не переставая крутить.
Взял и его Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли, и встретился им
по дороге старенький Дед с белой бородою, шляпа набекрень.
Спрашивает Камыр-батыр у того старика:
–Ты зачем это шляпу набекрень надел? Тот старик говорит:
–Мне и так в самый раз, тютелька в тютельку. Коли я шляпу прямо надену –
пурга поднимется, всех снегом засыплет. А коли я шляпу на глаза
надвину, вся земля на два аршина льдом покроется.
И старика взял Камыр-батыр себе в товарищи. Шли они, шли, и встретился
им по дороге еще один человек: целится он из лука, целится… Спрашивает
Камыр-батыр:
–Ты куда это так целикшся? Тот человек говорит:
–Видишь, во-о-он там, в шестидесяти верстах, на высокой горе, на
толстом дереве, на нижней ветке муха сидит? Хочу этой мухе левый глаз
выбить.
Взял Камыр-батыр и лучника этого себе в товарищи. Шли они, шли, и
встретился им по дороге один бородатый детина, который в земле возился.
Спрашивает у того детины Камыр-батыр:
–Ты что это возишься тут? Говорит бородатый:
–А вот стукну левой рукой – здесь гора, а стукну правой – здесь гора.
Взял и детину Камыр-батыр себе в товарищи.
Шли они, шли и дошли до одного тамошнего бая. И просили бая, чтобы он
им свою дочь отдал. Очень упрямый тот бай оказался, стал им препятствия
чинить. Говорит бай:
–Моя дочь падишаховой дочке ровня, не хуже ничем, не чета вам всем.
Однако я человек добрый, коли обгонишь моего скорохода, отдам за тебя
дочку.
Пустились теперь наперегонки баев скороход и Стреноженный. Скакнул
Стреноженный и одним махом шестьдесят верст одолел. Решил он
вздремнуть, пока баев скороход до него доберется, лег на пригорке и
заснул крепко. Вот уже баев скороход обратно возвращается, а
Стреноженный спит себе на пригорке, похрапывает:
Тут говорит Камыр-батыр:
–Ай-яй, никак верх за баевым скороходом останется? Ну-ка, стрельни в
него, сделай такую милость.
Выстрелили Лучник и попал спящему в правую мочку. Встрепенулся
Стреноженный, скакнул и вперед баева скорохода на майдане оказалгя.
Хитрил бай всяко, изворачивался и ухитрился-таки всю компанию в
чугунной бане запереть. Навалили дров вокруг бани, огонь поднесли –
намерен бай всех живьем зажарить.
Начало их припекать в этой бане. Поправил Камыр-батыр шляпу на голове у
Седобородого, и поднялась в бане пурга, глаза застит. Однако
раскалилась баня докрасна, опять их там припекает. Натянул Камыр-батыр
шляпу ему по самые уши – и ударил в бане жуткий мороз, стены
заиндевели.
Открыл на другой день бай двери в бане и рот разинул: жива вся
компания, сидит и зубами дробь выбивает. Камыр-батыр говорит этому баю:
–Ты мне голову-то не морочь. Бороться будем или на кулаках драться?
Выбирай, что тебе, баю, по сердцу.
Бай говорит:
–И поборемся, и на кулаках побьемся. Нет у меня такой дочери, чтоб за
тебя замуж пошла. Сам бери, коли силенок хватит.
И пошла у них драка, и пошло у них побоище. Так они старались, что
земля у них под ногами потрескалась: где ровно было, там вспучилось,
где вспучено было – заблестело, как лысина. День они бились, и ночь они
бились, и утром колотились, и вечером молотились. Ловким бойцом себя
показал Камыр-батыра товарищ, закрывающий пальцем ноздрю:
дунет-свистнет в пустую ноздрю – двадцать баевых слуг улетят вверх
тормашками. Стукнет Бородатый справа – гора вырастает, стукнет он слева
– другая гора, тридцать слуг баевых под той горою. А взмахнет сам
Камыр-батыр своей битою и враз сорок баевых слуг положит.
Не вытерпел бай такого избиения, отдал свою дочь. Как выдали баеву
дочку за нашего батыра, пир горой пошел. Тридцать дней к нему
готовились, сорок дней этот пир справляли, пять кобыл непойманных
сварили, наелись все до отвала.
И я на том пиру побывал, ай, хороший был пир! Столы от кушаний так и
ломились, в котлах бараны живые томились, мед-пиво ставили бочками –
век бы ходить за такими дочками! – честное общество ковшами хлебало,
мне, правда, одной ручкой перепало.